Эти стихотворение любят читать на мероприятиях, посвященных Великой Отечественной войне. Я о нем тоже узнала от своей дочери, которая подбирала себе в Интернете стих для подобного мероприятия. Популярность его объясняется, надо полагать, пронзительностью содержания, атмосферностью и, если так можно выразиться, наглядностью.
Для начала приведу стихотворение полностью.
Их расстреляли на рассвете
Когда еще белела мгла,
Там были женщины и дети
И эта девочка была.
Сперва велели им раздеться,
Затем к обрыву стать спиной,
И вдруг раздался голос детский
Наивный, чистый и живой:
— Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не упрекая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже..?»
И смятеньем эсесовец объят.
Рука сама собой в волнении
Вдруг опускает автомат.
И снова скован взглядом детским,
И кажется, что в землю врос.
«Глаза, как у моей Утины» —
В смятеньи смутном произнес,
Овеянный невольной дрожью.
Нет! Он убить ее не сможет,
Но дал он очередь спеша…
Упала девочка в чулочках.
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, а если б дочка
Твоя вот здесь бы так легла,
И это маленькое сердце
Пробито пулею твоей.
Ты человек не просто немец,
Ты страшный зверь среди людей.
Шагал эсесовец упрямо,
Шагал, не подымая глаз.
Впервые может эта дума
В сознании отравленном зажглась,
И снова взгляд светился детский,
И снова слышится опять,
И не забудется навеки
«ЧУЛОЧКИ, ДЯДЯ, ТОЖЕ СНЯТЬ?»
Когда дочь мне его выразительно рассказала, первое впечатление тоже было: до слез. А потом, как всегда, чуть позже эмоционального, включился аналитический аппарат. И тогда я начала очень сильно сомневаться, что это стихотворение написал Муса Джалиль, которому его приписывают. Еще вы можете встретить в Сети мнение, что автор не Джалиль, а Эдуард Асадов. Но даже не вдаваясь в библиографию: Асадов тоже не может быть его автором.
Причина заключается в том, что описываемая автором психологическая ситуация — искусственная и неправдоподобная. Именно поэтому повествование вызывает сильные сомнения, что писал поэт-фронтовик, каковыми были и Джалиль, и Асадов: они-то все видели собственными глазами, и такую, даже не побоюсь этого слова, шнягу написать не могли.
Более того. Для того, чтобы написать сильное произведение о войне, совершенно не обязательно быть ее участником. Фронтовики, слушавшие песни Высоцкого, были уверены, что он «свой» и страшно удивлялись, когда узнавали, что это не так. Способность прочувствовать ситуацию, о которой пишешь, вжиться в нее является залогом успеха, о чем бы ты ни писал. Ну, конечно, и знать о ней нужно хорошо — из литературных источников хотя бы. «Чулочки» написал некто сильно после войны, скорее всего, даже в наше время. Он, вне сомнения, неплохо умеет в психологию — вон как неплохо получилось. Весь Ютуб пестрит детскими исполнениями этого произведения. Но все же с тем, о чем я сказала, — с вживанием в ситуацию — у него не задалось.
Во-первых. Если речь идет о вырытой заранее яме, значит, расстрел был массовым. Это подтверждает и строка «Там были женщины и дети». Что, в свою очередь, означает, что там было шумно. Безусловно были те, кто плакали. Вне сомнения, среди фашистов тоже была возня. Не могло быть настолько тихо, чтоб палачи могли услышать тихий голос маленького ребенка: «Чулочки, дядя, тоже снять?»
Во-вторых. С какого перепоя вдруг рядовому карателю знать русский язык?? Зачем ему это? Даже если детский голосок прожурчал что-то из толпы, он ничего для немцев значить не мог.
И в-третьих. Давайте махнем на все вышесказанное рукой и допустим, что палачи знали язык жертв. Автор исходит из своих ложных представлений о том, что где-то в глубине души у эсэсовцев осталась человечность. Тут ему можно было бы посоветовать одно: лучше изучать исторические источники. Их столько — читать не перечитать. Для Гитлера славяне были невежественной «низшей расой». И геббельсовская пропаганда вполне успешно вбила это в головы своих вояк. Так что при виде славянской девочки у арийца-эсэсовца никак не могли возникнуть в голове параллели с собственной дочерью, как, например, у вас вид детеныша крокодила вряд ли вызовет ассоциации с вашим собственным ребенком. Никакого смятения в головах гитлеровцев не было, когда они зверски уничтожали русских и другие славянские народы целыми деревнями.
В-четвертых и в-последних. Первичная сила стихотворения строится на идее детской наивности и доверчивости. Ребенок, по задумке автора, ничего не подозревает, он просто послушный и примерный. И он не знает, не представляет, что такое смерть.
Ребята! Вот на надо преувеличивать детскую наивность! Дети безмерно мудры, гораздо мудрее нас, взрослых. Внутренним, еще ничем не искаженным чутьем. Если близится что-то страшное, ребенок это поймет, даже если он не знает еще, что такое смерть. А он в данном стихотворении, без сомнения, знает, так как война не вчера началась.
Чтобы продемонстрировать этот последний тезис, да и все остальные тоже, я приведу здесь стихотворение, которое действительно принадлежит перу Мусы Джалиля — оно на ту же самую тему, из «Моабитской тетради».
Варварство
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами
Окинул обреченных… Мутный дождьГудел в листве соседних рощ
И на полях, одетых мглою,
И тучи опустились над землею,
Друг друга с бешенством гоня…Нет, этого я не забуду дня,
Я не забуду никогда, вовеки!
Я видел: плакали, как дети, реки,
И в ярости рыдала мать-земля.Своими видел я глазами,
Как солнце скорбное, омытое слезами,
Сквозь тучу вышло на поля,
В последний раз детей поцеловало,В последний раз…
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас
Он обезумел. Гневно бушевала
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.Я слышал: мощный дуб свалился вдруг,
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг,—
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной.
Ребенок, мальчуган больной,Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! —
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже,Нагнувшись, подняла двумя руками мать,
Прижала к сердцу, против дула прямо…
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама!
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь? —И хочет вырваться из рук ребенок,
И страшен плач, и голос тонок,
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас вздохнешь ты вольно.Закрой глаза, но голову не прячь,
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. —И он закрыл глаза. И заалела кровь,
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь,
Две жизни и одна любовь!Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой,
О, сколько слез, горячих и горючих!
Земля моя, скажи мне, что с тобой?Ты часто горе видела людское,
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз
Такой позор и варварство такое?Страна моя, враги тебе грозят,
Но выше подними великой правды знамя,
Омой его земли кровавыми слезами,
И пусть его лучи пронзят,Пусть уничтожат беспощадно
Тех варваров, тех дикарей,
Что кровь детей глотают жадно,
Кровь наших матерей…
Я проверила свое предположение. Стихотворения «Чулочки» нет ни в одном собрании Мусы Джалиля. В книгах Эдуарда Асадова — тоже.
Более того, я нашла обращение дочери Мусы Джалиля Чулпан Залиловой, которое расставляет все точки над «i». Она решительно опровергает авторство своего отца и призывает всех педагогов внимательнее подходить к изучению источников.
Вот такие дела. Я умничка, я молодец. Но почему-то это совсем не радует.
Хотите — читайте это стихотворение на конкурсах и концертах. Не оскверняйте только память великого татарского поэта, не приписывайте ему эту под(д)елку.
Спасибо за статью.
Добавляю ссылку на мой материал на эту же тему
https://vk.com/@beniaminov-menya-tak-v-shkole-uchili